«Господа сенаторы,

вы сами свидетели, каким образом при самом начатии нашего предприятия Божие благословение над нами и всем Отечеством нашим излиялося. А чрез сие я вам объявляю, что оная рука Божия почти и конец всему делу благословенный оказывает. Наше намерение и матернее милосердие о человеческом роде, а паче о верноподданных, скипетру нашему принадлежащих, к тому только и склонялося, дабы при таковом важном предприятии дойти до благого конца без всякого кровопролития. И сие теперь самим делом уже совершилося. Мы маршировали от Петербурга до половины пути в неизвестности, что делается в Ораниенбоуме и что в Петергофе, а ан половине дороги получили подлинное известие, что бывший император со всем находившимся принем двором, оставя свои мнимые голштинские войски, ретировался на яхтах и галере в Кронштадт, куда мужеск и женск пол оного своего двора всех насилно без остатка за собою взял.. Но сие его предприятие поздо уже им затеяно было, ибо когда он подъехав к гавани Кронштадской, выступил на шлюбку и сигнал дал с других обоих судов просим выступать, дабы удобнее войти на берег, то вход ему скоропоспешным нашего адмирала Талызина предварительным учрежденим воспрепятствован был, так что когда он из шлюпки велел подать голос на берег, что он сам приехал и чтоб в городе вспомоществовали своего государя, тогда им в трубу ответствовавано было, что иного в Кронштате государя не знают, кроме нашего императорского величества яко истинной своей государыни. И таким образом по многом переговоре последнее ему объявлено было, чтоб немедленно ретировался, или в противном лучае пушками препровожден будет. Сие от Кронштата. А другое уведомление о нашем к нему приближении столь того отвагу его поразило, что убежище он немедленное возимел к расказанию, почему и прислалк нам два письма своеручных. Первое чрез вице-канцлера князя Голицына на француском языке, в котором просил помилования, а другое чрез генерал-майора Михаила Львовича Измайлова своеручное же писанное карандашем, что была б только жизнь его спасена. А он ничего столько не желает, как совершенно на век свой отказаться от скипетра российского, а нам оный со всяким усердием и радостию оставить готов торжественным во весь свет признанием. Мы, прияв таковые его к нам смиренные прошения, послали ему от нас самих своеручную же записку, которою дали ему знать, чтоб он выше помянутое удостоверение дал нам письменно и своеручное, но так добровольно и непринужденно, что мы паче от его собственного поводу того ожидания будем, не употребляя никаким делом самим страхов, в чем мы к нему того же генерала-маиора Михаила Львовича Измайлова и отправили, ожидая его теперь ответа. Впрочем, весь его двор уже к нам явился и учинил нам верности присягу, так как и гранодерския роты в Петергофе, и кто случился, все присягали. Что будет впредь, о том вас уведомим. А бывших при нем ближних для предосторожности под караулом указали задержать. Сей момент бывший император к нам в Петергоф привезен, и удостоверение своеручное которого и копию прилагаем, нам подал. А оригинальное мы сами Сенату отдадим. Екатерина».